– Анастасия, что ты скажешь? – голос Эдиты Павловны отвлек меня от прекрасных мыслей.

– Нужно взять какое-нибудь меню 1917 года и…

– Хорошего же ты мнения о моем возрасте.

Я улыбнулась, потому что поняла, какую сморозила глупость, но год вылетел у меня совершенно самостоятельно. А Эдита Павловна, действительно, хоть и выглядела хорошо для своих лет, всегда казалась мне женщиной из другой эпохи. Эпохи далекой и… сложной в плане политической обстановки.

– Настя сказала образно, – пришла на выручку Нина Филипповна. Она мягко улыбнулась мне, отложила ручку, притянула ежедневник к себе и стала быстро переворачивать страницы. – В прошлый раз мы тоже долго решали… И было несколько неплохих вариантов…

Эдита Павловна подчеркнуто вздохнула и отвернулась к окну. А я последовала примеру тети и лениво перевернула страницу с очередным меню. Перепелки, кальмары, муссы, медальоны…

– Отказываться от мяса мы не станем, иначе у мужчин случится депрессия, – насмешливо произнесла бабушка. – А в остальном пусть будет по-вашему. Грибы и что-нибудь из меню пятилетней давности, но, конечно, в новом оформлении. Совсем нет времени, и почему я пошла на поводу у Леры? Ее нужно почаще наказывать, а не баловать.

Загудел мобильник, Нина Филипповна вздрогнула, смяла страницу, и я увидела, как полетела на пол небольшая фотография, выпорхнувшая из ежедневника, точно черно-белая птица… Не успев разглядеть, не зная наверняка, я тем не менее могла поспорить на что угодно – это снимок Льва Александровича Бриля!

Эдита Павловна повернулась в тот самый момент, когда карточка коснулась пола.

– Нина, да возьми же ты телефон, наконец. Что там упало?..

– Это мое, – выпалила я, быстро нагнулась, схватила фотографию и прижала ее к груди. О, не было на свете силы, способной разжать мои пальцы! Даже под страшными пытками я бы не выдала тайну тети!

– Да, конечно, – пробормотала Нина Филипповна, сжалась, поняв свою оплошность, с надеждой заглянула мне в глаза, взяла телефон и торопливо проговорила «я перезвоню», а затем медленно опустила руку на стол.

– Не срочное? – осведомилась Эдита Павловна.

– Нет.

– Анастасия, я могу узнать, что ты от нас скрываешь? – правая бровь бабушки приподнялась, две морщины – одна под другой – резко обозначились на лбу, губы насмешливо дрогнули, будто Эдита Павловна хотела сказать: «Глупо скрывать что-то от меня. От меня невозможно ничего скрыть».

Наверное, ситуация была не самой трагичной, но мы с Ниной Филипповной повели себя как два трусливых зайца, и поэтому (раз уж мы зайцы) следовало срочно запутать следы. Я потупила взор, помедлила и, рискуя жизнью, ответила:

– Я влюбилась.

В столовой повисла звенящая тишина, воздух стал густым и ватным – не вдохнешь, не проглотишь. Пожалуй, я удивила даже Нину Филипповну – бледность с ее лица ушла, но тело продолжало оставаться скованным.

– Это шутка? – сухо осведомилась Эдита Павловна, остановив на мне тяжелый, изучающий взгляд.

– Нет, – ответила я, медленно опуская фотографию Льва Александровича на колени. «Надеюсь, не придется ее прожевать и проглотить», – приободрила я себя, чувствуя в душе всплеск детской радости, малоподходящей к неожиданной и взрывоопасной ситуации. Пушистая смешинка забралась в нос и принялась там крутиться и вертеться…

– И кто твой избранник? – в голосе Эдиты Павловны появилась едкая, убийственная ирония.

– Один актер… – тихо ответила я, вживаясь в роль.

Карие глаза Нины Филипповны сверкнули, мне очень хотелось послать ей ответный ободряющий взгляд, но я сдержалась. Наверное, только в этот момент тетя поверила в спасение.

– Что? – переспросила Эдита Павловна.

– Один актер, – громче повторила я.

Бабушка помолчала, а затем раздался ее трескучий смех.

– Анастасия, я думала, ты умнее. А впрочем, я забываю о том, как ты молода. – Эдита Павловна поднялась из-за стола, поправила расшитый бисером пояс юбки и продолжила: – Очень рекомендую тебе обратить внимание на достойного мужчину, возможно, рядом уже есть такой человек, и нужно лишь быть повнимательнее… – Бабушка оборвала речь и обратилась уже к Нине Филипповне: – Позвони Андре еще раз, объясни, что времени на приготовления у нас очень мало. Влюбилась в актера, – нараспев протянула она, направляясь в зал. – Пора взрослеть, Анастасия.

Как только Эдита Павловна удалилась, я положила фотографию на стол, посмотрела на молодого улыбающегося Льва Александровича и сказала:

– Вроде обошлось.

Карточку я придвинула к Нине Филипповне.

– Спасибо, – просто ответила она.

– Это было нетрудно.

Мы немного помолчали.

– Иногда мне кажется, что я самая счастливая женщина на земле, – сказала Нина Филипповна. – Но я боюсь поверить в свое счастье. Вдруг все исчезнет…

– Не исчезнет, – пообещала я, искренне веря в лучшее. – Лев Александрович… замечательный.

– Да, – согласилась она, чуть смутившись.

Нина Филипповна взяла фотографию и вновь спрятала ее в страницах ежедневника – тонкие пальцы погладили обложку, остановившись на остром уголке. Мне хотелось задать миллион вопросов, еще сто раз услышать, как она счастлива, но я промолчала, не смея нарушить волшебство момента. Да и не было у меня права узнать больше…

«Наверное, они скоро поженятся. Пусть поженятся, пусть поженятся», – как заклинание произнесла я, осторожно поднимаясь со стула.

– Я сожалею только о том, что мне придется расстаться с тобой, – услышала я тихий голос Нины Филипповны. – Почему-то мне кажется… моя жизнь изменилась именно благодаря твоему возвращению в наш дом.

– У меня есть подруга – Сима, мы с ней иногда встречаемся и пьем кофе. Или болтаем по телефону, – затаив дыхание, тоже тихо произнесла я. – И мы с вами можем встречаться и пить кофе…

Нина Филипповна подняла голову, наши глаза встретились.

– Возможно, тебе не разрешат со мной общаться, Настя… – Тетя произнесла это мягко и чуть виновато. – У тебя не должно быть неприятностей из-за меня.

Я сразу поняла, о чем речь, и в душе мгновенно поднялась высокая, плотная волна протеста. О, как она росла и крепла, меняя цвет с синего на темно-фиолетовый. Нина Филипповна не назвала человека, способного наложить табу, и не добавила объяснений, но к чему сомнения? Эдита Павловна не одобрит этот брак, возможно, объявит свой царственный запрет, однако… Тетя дала мне понять, что на сей раз она не станет никого слушать – она уже приняла решение, и, наверное, скандал в доме Ланье случится очень скоро.

Лев Александрович и Нина Филипповна… Они слишком долго шли друг к другу, наверное, теперь каждый день промедления им кажется бесконечным. Никому не нужное ожидание – обидное, досадное и нестерпимое.

«Как быстро, мгновенно может измениться жизнь!»

– Ничего страшного, – улыбнулась я, еле сдерживая слезы тайной радости. – Я умею нарушать запреты.

Нина Филипповна тепло и благодарно улыбнулась, а я понадеялась, что мой ответ хотя бы немного поддержал ее.

К пяти часам Эдита Павловна утвердила список приглашенных, а в шесть курьер привез коробку с конвертами и белыми перламутровыми карточками, украшенными с одной стороны серебряными узорами, а с другой – тремя маленькими бабочками. Бабушка предпочитала более строгие варианты оформления, но на этот раз отступила от собственных правил. «В конце концов, сейчас лето», – объяснила она свой выбор и велела мне и Валерии подписать восемьдесят пять приглашений.

– Мама, у них отвалятся руки, – насмешливо бросила Кора, проходя мимо.

– Почему-то у Нины они никогда не отваливались, – ответила Эдита Павловна.

– Нина – особый случай. Лучше всего у нее получается работать.

– Уверена, Валерии любой труд пойдет на пользу. И мне совершенно не нравится этот разговор.

Я устроилась на первом этаже в зале, чтобы при каждой возможности переглядываться с Тимом, обмениваться с ним короткими улыбками, провожать его и терпеливо ждать возвращения. Сначала он привез мрачного Семена Германовича, затем повез Эдиту Павловну в аптеку, а потом, к моему великому сожалению, уехал надолго в неизвестном направлении. Я старалась подписывать приглашения медленно, растягивая время…